Das Haus von Bernarda Alba darf nicht zerstört werden! 2019

Russisches Artikel. Über das "Bernarda Albas Haus" von Federico García Lorca.
Internet Portal Schwingen.net. Autor: Kerim Volkoviskiy 28.09.2019.

Дом Бернарды Альбы не должен быть разрушен!

28 сентября 2019 Искусство

Schwingen.net

«Дом Бернады Альбы» - спектакль по одноименной пьесе испанского поэта и драматурга Лорки поставили в швейцарским театре «Synthese» на русском языке. Премьера состоялась в Цюрихе. Керим Волковыский посмотрел новинку 19 сентября и сделал отзыв.
Марина Охримовская

Опрометчивое решение

Рассказать о спектакле «Дом Бернарды Альбы» русской труппы интернационального театра «Synthese» согласился легко. А уже на следующий день не то, чтобы испугался или раскаялся, но, честно говоря, пожалел о своем опрометчивом решении.

Во-первых, кто я такой, чтобы писать о театре Гарсия Лорки и его постановках? Вряд ли моя недолгая карьера переводчика-любителя стихов великого испанского поэта (театром Лорки я не занимался) давала мне такое право.

Во-вторых, а что, если я, как и многие любители мирового театра, избалованный постановками Giorgio Strehler, Peter Stein, Christoph Marthaler, Calixto Bieito и так далее, если я с так называемой высоты дешевого снобизма обрушусь на спектакль, выполненный в очень нелегких условиях (финансовых и технических), да еще труппой, состоящей в основном из актеров-любителей?

Chapeau!

Это неловкое признание – лучшее свидетельство того, что мои страхи не подтвердились и, более того, даже не разделяя во многом художественной концепции, стоящей за новой постановкой, искренне воскликну: «Chapeau!»

Мое восхищение проделанной работой и достигнутым результатом заслуживает не только вся труппа (включая хореографа, костюмера и ассистента режиссера), но и зрители, находившиеся в зале Kirchgemeindehaus на Stauffacherstrasse во время спектакля.

Игра актрис убеждает (особенно я бы выделил Марину Охримовскую – в роли Бернарды Альбы, Анну Ренольд – Пруденсии, Марию Ренч – Ангустиас, Оксану Борисову в роли служанки). Но еще больше захватывает и заражает удивительная энергетика, исходящая от всего актерского ансамбля, выступающего, как целое.

Хороши костюмы и хореографические номера (сцена с элементами фламенко, ночные метания дочерей Бернарды, как бы пытающихся вырваться из тюрьмы собственного тела). Хотя о роли фольклористики («испанщины») и несколько чрезмерной символики, идущих, мне кажется, от традиции советского театра, и их участии в раскрытии концепции спектакля, можно было бы поспорить.

Неоконченная пьеса для театра

Я еще вернусь, к этому, по-своему, очень талантливому спектаклю Анжелики Оберхольцер-Смирновой. Но прежде расскажу о своем понимании последней пьесы Федерико Гарсии Лорки. Автор создал её «на пороге смерти»: пьеса написана в июне 1936 года, а 18 августа Лорка зверски убит в Гранаде. Свое последнее детище поэт на сцене не видел.

Более того, пьеса осталась «неоконченной». Чем и объясняется при абсолютной психологической правде всей драмы некоторая «смазанность», недоговоренность последней сцены. Не только неудачная пальба «не умеющей целиться» Бернарды по незадачливому похитителю (?), но и поспешное самоубийство Аделы оставляют ощущение недоговоренности, полуправды.

А недавно нашел доказательства этой гипотезы. В 2016 году в архивах Института мировой литературы им. М. Горького среди обширного материала писателей-антифашистов нашлась статья испанского поэта Мануэля Альтолагирре, бежавшего в 1937 году в Москву от франкистов. Альтолагирре вспоминает свой разговор с Лоркой за несколько дней до фатального отъезда поэта в Гранаду – он и об этом.

Не трилогия, а пандан

Первая постановка «Дома Бернарды Альбы» была в Буэнос-Айресе, в 1940-ом или 45-ом (имеются разночтения), с лучшей подругой Лорки Маргаритой Ширгу в роли Бернарды. В Испании премьера состоялась только в 1950-ом. Хотя истинный успех (не только в Испании, но и во всем мире) лоркианский театр пережил уже в 1980-х.

Добавлю, что в сознании любителей поэтического театра Лорки «Дом Бернарды Альбы» предстает завершением трилогии о «трагической судьбе женщины» и о невозможности любви. Первые две – это «Кровавые свадьбы» и «Йерма».

Да, поэт и драматург Лорка создал галерею необыкновенных женских образов (почти ни одного запоминающегося мужского). И это ставит его в один ряд с такими (если оставаться в рамках изобразительного искусства) творцами, как немец Вернер Фасбиндер, итальянец Висконти, испанец Педро Альмодовар. И в богатой галерее женских образов Лорки у нас есть выбор.

Так, например, я предпочитаю рассматривать «Дом Бернарды Альбы» не как, пусть и неформальную, часть трилогии, а скорее, как пандан — пару — к поздней же, 1935 года, лоркианской меланхолической драме-комедии («не знаю должен ли посмотревший мою пьесу зритель плакать или смеяться») – «Донья Росита, девица, или Язык цветов».

От Аристотеля к Гете

Готовясь к посещению цюрихского спектакля, я просмотрел в YouTube пару постановок пьесы «Дом Бернарды Альбы». Перечитал текст (на испанском и русском). Изучил несколько интересных статей, в которых анализировалось драматическое творчество Федерико Гарсии Лорки.

Внимание привлекло следующее. Mariuo Willersinn в тексте «Federico Garsia Lorcas La casa de Bernarda Alba – dramatischer Text und Aufführungspraxis eine Analyse», разобрав две основополагающие испанские постановки пьесы, приводит как бы взаимоисключающие определения театра: первое принадлежит Аристотелю, второе — Гете. Вот они.

Аристотель, «Поэтика»: «Постановка [трагедии] хотя и способна захватить зрителя, она имеет, по сути дела, менее всего отношения к искусству и к поэтике. Трагедия равно воздействует [на зрителя] как без ее инсценировки, так и без лицедействующих актеров».

Гете, «Учение о цвете»: «Текст хорошей театральная пьесы выражает в лучшем случае не более пятидесяти процентов того, что в ней заложено; куда более важную роль в восприятии ее сути играют сценическая постановка, способности актеров [сила их голоса, естественность движений], а также подготовленность и расположенность зрителя».

То есть, по Аристотелю художественная ценность поэтического произведения (поэтической драмы) практически целиком определяется самим текстом. Любое актерское-режиссерское вмешательство рассматривается как «необходимое зло» и почти ничего нового к его пониманию не добавляет.

А у Гете иначе – текст драматического произведения, взятый сам по себе, без соответствующей сценической постановки, без творческого участия в ней актеров и зрителей – живет лишь наполовину.

С молоком матери

Что же мы можем вынести из этих двух, на первый взгляд, взаимоисключающих определений театрального произведения для оценки театра Лорки и, в частности, его поздней драмы «Дом Бернарды Альбы»? Какое нам сегодня ближе? И которому из них, может быть, чисто интуитивно, художественно, следовали создатели цюрихской постановки?

Конечно, этот спектакль ближе к Гете (!) – воскликнем мы. Но, к счастью, не так «радикально», как принято сегодня в немецком драматическом театре, оказавшемся с этим в тупике. Надо думать, госпоже Оберхольцер-Смирновой в ее работе заведомо помогло впитанное с молоком матери советское? старомодное? аристотелевское? почтительное (почти подобострастное) отношение к автору и его тексту, в чем-то очень и очень полезное.

Пожелаем художнику удачи!

Потому ни то, что я не разделяю режиссерской трактовки пьесы, ни наличие сомнительных фольклорных атрибутов, скорее относящихся к «плохой Испании» (М. Цветаева), не мешает мне абсолютно искренне восторгаться спектаклем и желать ему удачи.

На мой взгляд, внутренний художник оказался в данном случае больше, крупнее, прозорливее, нежели полный идей и рациональных замыслов режиссер. И это можно только приветствовать. Уверен, данная интерпретация возможна и на таком уровне, когда у зрителя, независимо от его представлений о пьесе, мурашки по спине побегут.

Что пожелал бы новому спектаклю я? Усилить тандем Бернарды-Понсии. Последняя со своим, якобы, простодушным коварством, пройдя тридцатилетнюю школу муштры и унижения (но и любви – из необходимости) своей хозяйки, ни в коем случае — не человек из народа. Сама Бернарда скорее – человек из народа или то, что мы под этим смутным понятием подразумеваем. А Понсия – бернардин двойник – в чем-то пострашнее своего оригинала. Потенциал для создания такого тандема у прекрасной актрисы Анны Магард есть.

Невозможный театр Лорки

Но вернемся к Лорке.Поэт, начав еще в молодости (1920 год) путь драматурга с совершенно прелестной полной искрометной поэтической выдумки, грусти и юмора пьесы «Злые чары бабочки» (El maleficio de la mariposa) прошел за неполные двадцать лет работы для театра извилистый путь.

Первая пьеса – отвечавшая стопроцентно аристотелевскому определению театрального произведения – в своей поэтической герметичности в зрителе не нуждалась. Да и постановщик ей был не нужен – отсюда и закономерный провал.

Со второй пьесой «Мариана Пинеда» по-другому. И хотя сам Лорка продолжает говорить (немного кокетничая) о своем театре как о «невозможном» в смысле сценической постановки, популярность его пьес у публики и критики экспоненциально растет. Славе Лорки-драматурга не мешают (напротив) даже такие сложные для понимания сюрреалистические театральные пьесы, как «Публика» и «Когда пройдет пять лет».

Ей, этой славе, не мешает и новая должность поэта – директора и руководителя популярнейшего в стране студенческого театра La Barraca («Балаган»). Если не ошибаюсь, пьесы Лорки в этом театре не шли. Ставился Сервантес, Лопе де Вега, Кальдерон, но — не Лорка.

Сюрреализм в театре Лорки длится недолго (на самом деле он просто исчезнет с поверхности, уйдет вглубь повествования, как позже это произойдет с фильмами его бывшего друга и ныне соперника — Луиса Бунюэля).

В своей предпоследней вещи «Донья Росита, девица, или Язык цветов» поэтическая и фантастическая ткань повествования начинает перемежаться с психологическими зарисовками, не уступающими своим ужасающим реализмом лучшим страницам романов Переса Гальдоса.

Испания, 1936

Наступает тридцать шестой год. Предчувствие гражданской войны (скажем, у С. Дали) превращается в реальность. Существующий порядок рушится. Лорка пишет свою последнюю, не подозревая об этом (или таки подозревая?), и свою самую реалистическую пьесу (вполне осознанно, наступает на горло собственной безудержной фантазии). Никаких стихов, никакой игривости, никаких плясок.

Из музыки – звон погребальных колоколов, зловещая своей обнаженностью песня жнецов и прибаутки сумасшедшей старухи. Черный, белый, зеленый – цвета смерти и луны. Белые стены дома – главного героя трагедии – главной героини, если учесть род испанского слова дом — «La casa», над сохранностью которой коршуном бдит Бернарда. Стены дома, комнаты к концу действия синеют, погружаются во мрак. Как в прямом смысле – черна летняя испанская ночь (стеарин надо экономить!), так и в переносном – ох и мало надежды на то, что удастся что-то спасти, что образуется.

Обратно к Аристотелю

Самые разные интерпретации пьесы интересны и легитимны при условии их талантливости. Хотя по большей части режиссеры-постановщики «Дома» все силы пускают на борьбу с Бернардой (а чего с ней бороться, и так все ясно… все ли?), воспевая психологическую прозорливость поэта и его неудержимое свободолюбие, приписывая ему походя даже такое малосъедобное блюдо, как феминизм.

Перечитал и… содрогнулся. Лорка опять закрылся. Стал герметичен.

Все, что кружило голову в молодости – освобождение от родительского ига, желание во чтобы то ни стало убежать, вырваться из удушающей ненавистной провинции – в Мадрид, Париж, Нью Йорк, в мир; наконец, захватывающая игра в национализм, пришедшее ему на смену увлечение модернизмом, юношеское опьянение свободой и осознанием своей сексуальной особости – все вдруг осело, как пыль на дороге, все куда-то ушло.

Не то ли произошло сто лет назад и с нашим российским гением, родившимся почти в один день с Федерико Гарсия Лоркой с разницей в 101 год? На смену прославлению Воли и прелестей любви, на смену вольтерьянству и антиклерикальному лукавству, пришел малооценённый современниками (особенно младшими) трезвый и невеселый будничный консерватизм.

Услышать Лорку

Да, жизнь в Доме Бернарды Альбы – страшна, горька, скупа на радость. Но что ждет ее обитательниц, если дом рухнет? Куда им пойти, где приткнуться?

И тогда сам Лорка хватает со стены ружье и стреляет в тень своего еще недавнего кумира, незадачливого соблазнителя, Пепе Романо. Совместно с Бернардой он… или он, Лорка, уже и есть Бернарда? организует похороны Аделе. Только не плакать: главное, чтобы не рухнул ДОМ.

Дом рухнул, Лорку убили. Порочная луна берет за руку очарованное ею дитя и уводит его окаемкой неба. Навсегда. На остывшей наковальне – мертвое детское тело. Безгласно плачут вернувшиеся в кузню цыгане. Над траурным действом, которым начинается, и которым заканчивается пьеса, бдит поднявшийся ветер.

Мы можем соглашаться или не соглашаться с призывом поэта «не рушить дом». Можем делать вид (интересно, сколько еще времени?), что мы его не услышали, не поняли… Я думаю, что не уважать его мы не имеем права.

Текст: Керим Волковыский, Berneroberland, 24.09.2019